Об особенностях свободы, открывшейся людям в конце прошлого века

Свобода, явившаяся людям в конце прошлого века, была свободой, заимствованной у античных республик. Многие обстоятельства, о которых говорилось как о породивших воинственные настроения у древних, обрекли их также и на определенный тип свободы, ныне для нас неприемлемый.
Эта свобода состояла скорее в активном участии в коллективной власти, чем в мирном обладании личной независимостью. Более того: активное участие в общественной жизни с необходимостью требовало принесения в жертву личного спокойствия и независимости. В наше время абсурдно требовать от людей подобной жертвы и совершенно невозможно ее получить.
В античных республиках благодаря малости занимаемой ими территории каждый гражданин обретал в политическом отношении огромную личную значимость. Осуществление гражданами своих прав составляло всеобщее занятие и, так сказать, развлечение. Люди состязались друг с другом в сочинении законов, они выступали в роли судей, решали вопросы войны и мира. Участие, принимаемое каждым в осуществлении национального суверенитета, не было, как ныне, абстрактностью. Воля каждого обладала реальным влиянием, и исполнение этой воли доставляло живое и постоянное удовольствие. Из этого следует, что в античности люди ради сохранения собственной политической значимости и роли в управлении государством были склонны к отказу от личной независимости.
Такой отказ был необходим, поскольку для того, чтобы народ наиболее полно пользовался своими политическими правами, т.е. чтобы каждый гражданин принимал участие в осуществлении национального суверенитета, необходимы общественные институты, которые поддерживали бы равенство, препятствовали бы накоплению состояний, уничтожали бы различия, восставали бы против роскоши, Таланта, добродетели*. Но все данные институты ограничивают свободу и компро/ метируют личную безопасность.
Таким образом, то, что мы называем гражданской свободой, большинству античных народов было неведомо**. Все греческие республики за исключением Афин*** подчиняли индивида почти неограниченней власти общества. То же индивидуальное подчинение мы видим и в Риме в лучшие времена его истории: там граждане были в некоторой степени рабами народа; они полностью полагались на решения суверена, законодателя; за ними признавали право обуздывать все свои действия и сдерживать волю; но это происходило потому, что они сами были в то же время законодателями и суверенами. Гражданин с гордостью осознавал всю значимость своего голоса в столь малом государстве; каждый человек был значительной величиной. Осознание собственной значимости было для него огромным вознаграждением.
Совсем иначе обстоят дела в современном государстве: его гораздо более обширная по сравнению с античными республиками площадь обусловливает тот факт, что огромные массы жителей вне зависимости от формы правления выпадают из сферы активного управления государством. Их участие в осуществлении национального суверенитета носит исключительно репрезентативный, т.е. фиктивный характер.
Преимущества свободы, как понимали ее в античности, состояли в том, что каждый гражданин управлял государством. Это было реальное преимущество — оно представлялось солидным и льстило самолюбию. Преимущество, даваемое свободой в современных условиях, - это преимущество быть представленным в государственных делах, участвовать в них, производя свой выбор. Это преимущество также потому, что оно подтверждается гарантиями, но оно не доставляет непосредственного и живого удовольствия, так как не дает сиюминутного ощущения собственной власти. Можно сказать, что оно дает удовольствие рефлексии, в то время как в античности имело место удовольствие действия — естественно, первое менее привлекательно, поэтому невозможно требовать от людей значительных жертв, чтобы обладать им и сохранять его.
В то же время жертвы в наших условиях носили бы более мучительный характер, нежели в античности: прогресс цивилизации, коммерческие тенденции нашей эпохи, взаимодействие между народами умножили и бесконечно разнообразили средства достижения личного счастья. Чтобы быть счастливым, человеку необходима лишь полная независимость в том, что касается его занятий, сферы его деятельности, его фантазии, наконец.
Люди античности находили больше удовлетворения в своем общественном существовании и меньше - в частной жизни. Следовательно, когда они приносили в жертву свободу личную ради политической, они жертвовали меньшим ради достижения большего. Что касается наших современников, то все их благополучие заключено в их же частном существовании: огромное большинство людей, отлученных от непосредственного осуществления власти, имеет лишь очень по-верхностцый интерес к общественной жизни. И если мы будем подражать древним, мы пожертвуем бблыним ради меньшего.
Общественные связи становятся более разветвленными, более обширными. Даже враждебные классы связаны между собой невидимыми, но очень прочными нитями. Отношения собственности пронизывают все человеческое существование. В силу этого общественные потрясения переносятся более болезненно, чем когда-либо.
Мы приобрели знания, но утратили воображение, поэтому стали неспособны к длительной экзальтации. Античные люди стояли у истоков моральной жизни, мы же стоим у порога ее зрелости, а быть может, и старости. Мы всегда обременены некими подспудными мыслями, порожденными опытом и разрушающими энтузиазм. Мы настолько боимся быть обманутыми или даже казаться таковыми, что беспрерывно осторожничаем в проявлении самых жгучих страстей. Древние имели прочные убеждения по любому поводу; наши же убеждения расплывчаты и непрочны, и в этой расплывчатости и неполноте мы впустую ищем забвения.
Ни в одном из древних языков нет понятия иллюзии, поскольку не существует понятия для обозначения несуществующего явления.
Законодатели должны отказаться от любых потрясений устоев, от любых попыток грубого воздействия на общественное мнение****. Нет более Ликурга, нет Нумы.
Сегодня проще рабов превратить в спартанцев, чем спартанцам привить свободу. Раньше ради свободы можно было перенести любые лишения. Сегодня же необходимо жесткое принуждение, чтобы заставить кого-либо терпеть лишения.
В современных условиях народ, более стремящийся к свободе, является одновременно и народом, стремящимся к благополучию. Народ устремляется к свободе, поскольку он настолько просвещен, что именно в ней видит гарантии благополучия.

* Отсюда - остракизм, легализм, аграрные законы, цензура и т.д.
** Доказательства этого положения в развернутом виде вы найдете в "Воспоминаниях об общественном образовании" Кондорсэ и в "Истории итальянских республик" Сисмонд-Сисмонди. Я с особым удовольствием отмечаю последнюю работу - произведение человека столь же благородного, сколь и талантливого.
*** Абсолютно ясно, почему наши современные реформаторы избегают примера Афин - Афины слишком похожи на наши условия, а наши реформаторы ищут ббльших различий, чтобы усилить собственные заслуги. Любопытный читатель, желающий убедиться в совершенно современном характере строя в Афинах, может проконсультироваться по этому поводу у Ксенофонта и Исократа.
**** Как утверждал Монтескье, греческие политики, жившие при народном правлении, не признавали иной силы, кроме силы добродетели. Современные же политики твердят о мануфактурах, коммерции, финансах, богатстве и даже роскоши. Монтескье относит это различие к различию между монархией и республикой. Но оно скорее обусловлено противоположностью между нравами античности и современности. Граждане республик или подданные монархий - все стремятся к благополучию, и никто в современных условиях не может к нему не стремиться.